Президент Российской академии наук Владимир Фортов буквально на несколько часов прилетел в Екатеринбург
Президент Российской академии наук Владимир Фортов буквально на несколько часов прилетел в Екатеринбург. Основная цель поездки международный Менделеевский съезд по химии, в котором принимают участие две с половиной тысячи человек из 38 стран мира. Рано утром президент РАН читал участникам съезда свой доклад Химические элементы в экстремальных условиях, потом выделил несколько минут для общения со СМИ. В интервью Znak.com он рассказал о планах по сокращению бюджетов на науку, об объединении вузов, а также об отношениях с новым министром образования Ольгой Васильевой. - Владимир Евгеньевич, сегодня на открытии пленарного заседания вы сказали, что немного расстроились, когда посмотрели программу XX Менделеевского съезда и поняли, что хотели бы многие доклады послушать, но у вас этого не получается. Можете оценить, что значит этот съезд для развития российской науки? - Сейчас очень много говорят о том, что наука становится фрагментной и узкоспециализированной. Например, физика твердого тела, физика горения или физика взрыва. Общий взгляд на ту же физику, например, мог бы быть получен на подобного рода форумах. К сожалению, физики такого не проводят, а химики вот проводят! Когда я говорю это, то действительно считаю, что это важно. Причем по целому ряду параметров. Во-первых, наука едина, и это понимание должно иметь большое значение для познавания мира. Во-вторых, конечно, такие съезды имеют колоссальное значение для молодежи. Ситуация сейчас такова, что молодой ученый неизбежно в своей работе погружается в очень узкий сектор, в область науки, которой занимается лаборатория, где он работает. В этом погружении он теряет свой кругозор. Такие конференции позволяют вернуть широту кругозора, это крайне важно и для молодежи, и для зрелых ученых. - Вы сейчас говорите о пользе крупных научных форумов и о научном кругозоре, но я позволю себе заметить, что сотрудников РАН сейчас куда больше занимает вопрос, с каким бюджетом будет работать сама академия в 2017 году. Есть информация, что его сократят на 10% до 75-77 млрд. рублей, и это повлечет сокращение штатов научных работников по всем институтам. Это действительно так? - Да, сокращение идет. Оно идет по всем отраслям деятельности, затрагивая самое чувствительное социалку, медицину и так далее. Это болезненный процесс, но он объективный. Потом что, если бюджет [страны] разбалансированный и он большой, это инфляция. Инфляция означает потерю тех же самых денег, только по-другому. Да, вы получаете столько же, но потом покупаете на них меньше. Позиция правительства РФ состоит в том, чтобы держать небольшой дефицит бюджета, в пределах 3-4%, и напечатать немного денег еще. Как правило, для людей это все проходит слабо заметно. Что касается науки, то процессы, если честно, идут разнонаправленно. С одной стороны, действительно идет сокращение. С другой стороны, сегодня есть много интересных программ, которые приводят к увеличению бюджета. Например, неделю назад в Ижевске было заседание Военно-промышленной комиссии (на базе концерна Калашников под руководством президента РФ Владимира Путина прим. ред.), и там приняли решение о миллиардном проекте Фундаментальная наука для обороны. Это очень важно. Вообще, то, что происходит сейчас с обороной, интересно и поучительно. Люди полны пессимизма в том, что у нас авиация хромает, машиностроение хромает, робототехника хромает и так далее. Но на примере оборонки мы видим, что если туда дают деньги и возрастает внимание, то это все быстро восстанавливается. В этом плане я испытываю осторожный оптимизм. Сегодня на съезде я уже говорил, что химия, к примеру, дает самый большой вклад в ВВП. Соответственно, программа по химии могла бы дать большой вклад для страны. Кстати, помимо оборонки есть еще один пример. Вчера я был на заседании по национальным проектам. Это то, почему я задержался [с приездом] сюда. Там обсуждался проект по умным сетям. Его инициировала Академия наук. Мы выступали в свое время с этой инициативой: всю нашу электроэнергетику переделать на основе новых технологий и новой науки. В определенном смысле это объединение электрических сетей с компьютерными сетями и технологиями. Вчера этот проект был принят. Всего Академия наук подготовила порядка 30 таких проектов по разным отраслям. К чему все это я? К тому, что, несмотря на сокращение, открываются новые возможности. Ситуация все больше начинает зависеть от самих ученых и от руководителей науки, от их желания использовать эти возможности или нет. - Да, но ваши сотрудники ждут сокращения, это их волнует, боюсь, больше, чем то, о чем вы сейчас говорите. - Понимаете, какая история, мы вместе с ФАНО (Федеральным агентством научных организаций прим. ред.) сейчас предлагаем провести внутренний анализ эффективности работы коллективов. Совершенно понятно, что происходит. Такой процесс всегда был, есть и будет в любых странах. Мы все совершенно четко понимаем, что есть сильные группы и есть слабые группы. Есть научные группы, которые давно перестали работать, а есть молодые ребята, которые пришли в науку, у них есть идеи, и у них есть энергия. Их просто надо поддержать. Сейчас метод оценки применяется равномерно ко всем институтам. Если мы будем оценивать институты целиком, то такие группы молодых и активных мы будем просто терять. Еще один момент. Да, можно собирать индексы Хирша (наукометрический фактор для оценки научной продуктивности прим. ред.), всевозможные индексы цитирования, считать импакт-фактор (численный показатель важности научного журнала прим. ред.) и так далее. Но кто, как не тот, кто работает в конкретном институте, лучше знает, чего стоит тот или иной сотрудник? Мы предлагаем провести сейчас такую внутреннюю проверку. В своем институте ИФТАН (Фортов употребляет устаревшее название, сейчас его институт именуется Объединенный институт высоких температур, ОИВТ прим. ред.), я об этом могу уже сказать, провели совместно с ФАНО такой анализ эффективности. Его делали сами ученые, и мы сравнительно безболезненно сократили порядка 20% [сотрудников]. Я сторонник того, чтобы провести такую сетевую проверку, а потом уже смотреть, как поступать дальше. Еще раз повторю, этого не надо бояться. Это всегда было и всегда будет. - Сегодня много говорится об импортозамещении и о внедрении российских разработок, но по факту это все пробуксовывает. Какие условия необходимо создавать, чтобы смычка науки и производства начала работать? - Понимаете, есть два вопроса. Первый, чего не удалось добиться за 25 лет реформ [в России]. Ответ очевиден: не удалось сделать нашу экономику по-настоящему инновационной. У нас любое внедрение процесс тяжелый, болезненный и всегда силовой. Создаются специальные структуры, которые занимаются внедрением научных разработок в практику. На самом деле задача и Сколково, и Роснано предложить механизм, который позволял бы промышленности гоняться за учеными, а не ученому что-то вставлять в промышленность, которая это еще и отторгает. Я когда-то написал по этому поводу статью под названием Почему мы не Корея?, там была табличка привилегий у нас и привилегий у них [при внедрении новых научных разработок]. К сожалению, наше законодательство очень убогое и очень дебильное по отношению к инновациям. Такой форум, как Менделеевский съезд, например, позволяет хотя бы отчасти решать проблему. Он позволяет увидеть людей, понять стоящие задачи, потом что-то разрабатывать и внедрять. Но, повторюсь, мостик между промышленностью и наукой в России очень узкий. Я почитал, кстати, новый состав министерства [образования и науки РФ], с которым мы налаживаем отношения. В целом мы приветствует то, что произошло в минобрнауки. Но я бы считал так: основная задача этого министерства сейчас не заниматься выяснением, как Академия работает. Она работает по всем параметрам лучше, чем многие другие структуры. Основная задача министерства сделать нормальную законодательную часть, о которой я говорил. Тут мы готовы поддержать министерство на 100%. Я сам был министром (министром науки и технологий РФ с 1996 по 1998 год прим. ред.) и сидел в том же кресле, которое сейчас занимает Ольга Юрьевна [Васильева] (сменила 19 августа на посту министра образования и науки Дмитрия Ливанова прим. ред.). Мне кажется, это задача №1 для ее команды, она до сих пор не решена. - Вы как-то говорили про прежнего министра Ливанова, что он исповедует стиль директив и команд, поэтому вы просто не можете с ним работать. С новым главой минобрнауки вы уже сумели найти общий язык? Как вам вообще это назначение? - Я был два года заместителем у Виктора Степановича Черномырдина, который говаривал так: Я ничего говорить не буду, а то еще чего-нибудь скажу. Давайте про Ливанова не буду ничего говорить. Я сказал про него не все, конечно, но достаточно. Что произошло с ним, то уже произошло. По нынешней ситуации у меня есть ощущение, что сейчас мы наконец-то работаем с министерством на одной волне. Понимаете, если у вас передатчик настроен на одну волну, а приемник на другую, то диалога никогда не получится. Будет одно только недоразумение и бессмысленное противостояние. Сейчас я вижу несколько шагов, которые мы должны сделать вместе, и мы уже договорились с Ольгой Юрьевной это делать. Первый шаг это ворох вопросов, связанных с образованием, ВАКом и лженаукой (4 октября в УрФУ будет рассматриваться вопрос о не научности докторской диссертации по истории главы минкульта Владимира Мединского, работа которого прошла ВАК в 2011 году прим. ред.). Мы никогда ничего из этого не публиковали специально, но там очень много запущенных вещей, и мы согласны на работу с этим. В конце концов, до сих пор не мы давали оценку работы министерства, а всегда давало министерство оценку нам. Хотя это противоречит всему здравому смыслу. Это так, к слову. - В понедельник Ольга Васильева объявила о заморозке программы по объединению вузов, которую запустила прежняя команда минобра, как вы к этому относитесь? - Это, если честно, не мой вопрос. Считаю, что поступать надо из соображений симметрии. Что-то действительно надо объединять, но что-то нет. Не считаю, например, что объединение всего под одну большую крышу всегда даст только пользу. Могу привести кучу примеров, когда это контрпродуктивно и мешает работать. Была и есть масса ситуаций, когда возникают новые коллективы с энергичными лидерами, молодыми ребятами, которым надо дать свободу. Их надо выделить и помочь, чтобы они могли реализовать свои идеи. - Насколько мы знаем, вы сторонник создания в правительстве РФ министерства науки. Сейчас обсуждается идея создания на базе ФСБ министерства госбезопасности, может быть, на этой волне министерство науки все-таки появится? - Не знаю, будет ли оно создано или нет. Но я считаю, что основная задача, которая нужна сегодня от всего блока науки это придумать и реализовать современную модель научного менеджмента. Ее просто нет сейчас. - В июле широко обсуждалось так называемое письмо 100 академиков, ученые раскритиковали деятельность ФАНО и потребовали приостановить реформирование отечественной науки. Какая-то реакция Кремля уже последовала? - Это письмо действительно было, подписалось под ним много очень уважаемых людей. До адресатов оно дошло. Президент [Владимир Путин] просто в лоб сказал, что он его читал, он понимает проблему, видит ее. Кроме этого, ведь была написана еще масса писем. Они в газеты, может, не попали, но были еще почище этого. Недавно я разговаривал с премьером [Дмитрием Медведевым] по этому поводу. В правительстве они тоже видят проблемы. Сейчас все зависит от всего нашего сектора. Надо предложить разумную схему дальнейшего движения. Если внимательно смотреть на закон, то он рассчитан на три года. Академия наук со своей стороны все сделала. Объединили без скандалов три академии (классическую, медицинскую и сельскохозяйственную академии прим. ред.). Это было, поверьте, очень непростым делом. Сейчас мы выполняем функции адвайзера: рассматриваем много документов, даем советы, наше видение по многим вопросам. Мы ввели новую позицию, которую десятилетиями до этого не могли ввести, это профессор. Сейчас идут выборы с беспрецедентным количеством вакансий для молодых ученых. Через полгода должны пройти выборы всего президиума РАН с президентом и всеми вице-президентами. Мы готовимся к этому. Дальше начинается свободное плавание, и это плавание должно быть определено с учетом мнения самих ученых.
